Шесть дней в казанском котле

Фестивальная хроника 19.03—25.03.1990 г.

Кайфово пьяному на самолёте лететь. Не страшно. Дружок Егорыч с Калей («Доктором») такие же пьяные. Идиоты. Взяли игру электронную за рубль, друг у друга из рук рвут, толкаются, мне читать мешают. Достали. Книжку обратно в рюкзак спрятал, матерюсь. Стюардесса лимонаду принесла, лимонад на себя опрокинул. Во дурак! Егорыч с Калей пошли в туалет курить, чтоб их поймали и в ментуру, гадов, сдали!

В Казань летать нормально, не долго, около двух часов, это тебе не Париж, хотя один дружок говорил, что до Парижа из Питера ближе, чем до Новосибирска. Врёт, наверное.

Прилетели, сели, на улице тепло и темно, голова болит, пива охота или портюхи какой-никакой. Валера Колоколов (хозяин фестиваля) со своими помощничками, Лёней и Сашей, встречают, улыбаются, говорят, что рады. А мы-то как рады! Егорыч сразу: «Где бухла достать?» Пошорохался между такси. «Отсоси — подвинься!» — как он говорит.

Едем на автобусе, время — двенадцатый час, город спит. Ни людей на улице, ни собак, ни кошек. Хорошо хоть фонари горят. «Доктора» притихли, стрёмно. А мы с Лёльсом в идиотов играем, всякую херню несём и сами же тащимся. Нам-то что, мы уже в Казани были, мы-то знаем, что здесь в кайф, если не болтаться, где попало и умников–европейцев из себя не корчить.

Гостиница попсовая, номера на трёх человек. Расклад тот же: Егорыч, я и Каля (Каля — это Виталик из «Доктора») распиздяй и такой весёлый. Для начала, с дорожки, на мягких чистых постелях полежали в куртках и в ботинках. Ну что с этими фашистами поделаешь? Надоело лежать — пошли со своими стаканами к нашим басистам, у них чай с баранками и кипятильники, уже что-то парится-варится. Жрать охота! Наш Лёльс с их Вовой-«Тучей» сразу скорефанились. Вообще, эти басисты подозрительный народ: все толстопузые, все ёбнутые и рожи у всех красные. Прикольно со стороны на них смотреть, как старосветские помещики у Гоголя друг о друге заботятся:

— Володя, съешь яичко!

— Лёша, открой консерву!

Егорыч у них засиживаться не стал, пошёл наверх брата ждать, который за бутылкой пошёл. А нас с Калей Лёльс трутнями обозвал, иждивенцами. Серьёзно так, однако ж чаю налил, конфет и сигарет отсыпал. А нам-то что, пусть хоть «дирижаблями» зовут, лишь бы кормили.

Мы с Калей к себе — бегом, а там уже Егорыч с Лёней водку хлещут. Ну, в общем, ночь была. Каля песни свои новые пел. То ли Каля пьяный в жопу был, то ли песни у него такие ёбнутые... Потом мы с ним на пару играли, всякие фламенки-ламбады.

Спать, всем спать.

* * *

Утром спали долго. Пришёл снова Леня, пошли за пивом. Я всю дорогу ныл — лежал бы себе и лежал в гостинице. Приссал я чего-то по Казани шастать, поэтому и ботинки с огромной дыркой в эту поездку надел, чтобы на улицу только в крайняк выходить. С пивом обломались, ноги промочил, а солнышко светит, девчонки ходят и стремаки — аж дух захватывает. Неинтересный был день, разве что на Калю наехали — про свои нацисткие игры рассказывали, имя ему придумали — Эрик, Егорыч — Шнапс, я — Курт. Короче, Калька врубился в игру капитально. Вечером они со Шнапсом, пока я спал, надыбали портвейна, нахуярились, ходили в обнимку, орали похабные песни.

Ко мне приставали, просили
Гитару мою для дебоша.
Грузили, что девки козырны
В соседстве у нас проживают.
И шелест серебряных струнок
Поможет им счастья добиться.

Гитару я им, конечно, не дал, мало я её сам что ли по пьянке ронял и курочил. Обиделись, евреем обозвали. Через полчаса назад вернулись, грустные. А всё дело в том, что барабанисты наши, Андрейка с Олежкой (проститутки музыкальные), у них жаб увели.

«Хорошо с вами, нацистами!» — выкрикнул Каля и, как измождённый хер, опал на кровать. Сон у нацистов крепкий, цветной и со звуком. Всегда нацистам война снится. Ни бабы голые, ни немые укоры из будущего-прошлого, а просто автоматы, гранаты. Спи, Эрик!

21 марта

Первый день фестиваля. Осторожный блеск в глазах казанских рок-мэнов, сверкающие блестки на костюме Валеры Колоколова — отца-конферансье, буханье бас-бочки, ёбаные шнуры под ногами, писк заводящихся микрофонов и надутые презервативы, вместо воздушных шариков. Пиздец. 1 мая 1905 года.

Про гандоны вообще разговор отдельный. Когда мы ещё на своём автобусе по городу разъезжали, че-то как-то странно на нас народ смотрел, подальше от края дороги шарахался, когда мы ехали. Я вышел из автобуса, со стороны глянул. Бля! Сбоку и на лобовом стекле — таблички и, красным по белому, написано — «Рок-акция АНТИСПИД-9O». Ну, «рок» и «акция» — слова вообще малопонятные, «анти» — туда-сюда, а уж СПИД... Чума. Вот ведь.

На ДК строителей — плакатик, а на нём — те же словечки козырные и два сердечка красненьких, а посередине — черепушка улыбается. Заебись!

Не, кайфово на таких фестивалях играть, игрунам Валера презики без талонов продавал, жалко у меня денег не было, да хоть бы и были, всё равно лучше бы пропил.

Зальчик такой уютный, мест 600-700, аппаратура — киловатта полтора-два. Ну, в общем, только ткнись в комбик и руби по гитаре, ори в микрофон, всё равно бить будут, если до автобуса добежать не успеешь.

Ха-ха-ха. Шутка.

Собралось народу разного, 2/3 зала точно было, вообще, каждый день народу было примерно одинаковое количество. Подозрение такое, что одни и те же люди на всё тех же местах, все пять дней подряд, правда, в последний день зал был битком. Это Павлик Батарейкин всё забатареил. Слава НОМу! Ну это уже в конце, а в начале было вот что. Вышел Валера, про СПИД рассказал, тут же, со сцены, пару пачек гандонов, как на аукционе, продал. Про спонсоров рассказал, про гостей, т.е. про нас, и всё, дальше — концерт. Объявил он первую команду дурным голосом, пущенным через какую-то примочку, как-будто кричал в клокочущий унитаз: «Записки мёртвого человека». Только меня чего-то не прикалывает их музыка. Я вообще больше быстрые люблю, чтоб весёлые. Наехали они со своими псевдокувейтскими делами на всех нас: бедных, поддатых или больных с похмелюги. Шоу показали, толстый с худым, в трусах и с вениками. Не, не люблю я шоу разные, мне бы чего попроще.

Потом «Доктора» играли, я в это время по чужим гримеркам шорохался, сигареты халявные курил. Каля со сцены пришёл злой, сказал, что звук — гавно, все — пидерасты, а он один — с гитарой.

Дальше играли «И-ли», казанская команда. Пацаны, лет по 13, «Алисы» наслушались и рубят. Смотрится живо, я вообще поначалу приторчал. Злые пацаны, хулиганы с совдеповскими гитарами, и это уже хорошо. Если на гопничестве не ебанутся, в яму с ПУНКом нырнут, то толк, бля буду, будет.

Потом мы играли. Ничего не помню, софиты в шары светят, из зала орут: «Давай «Бутылки»! Давай «Негра»! Давай «Лесных братьев»!» Звук вроде на сцене более-менее, а в зале, Эд (наш менеджер) сказал — вообще всё в кайф. Вот и ладно. Правда, когда играли, вдруг вижу — у барабанов стоит бутылка с пивом. Вот, думаю, классно! Щас вещь допилим, и присосусь к фонфурику. И, бляха-муха, заигрался и забыл, потом в гримерке вспомнил, да уж куда там. Поздно.

Последним «Апрельский марш» песни пел. Чего-то мне грустно стало и пошёл я себе, грустью томимый, в гримёрку. А там встретил девчонку, мы с ней ещё в наш прошлый приезд познакомились. Влюбилась она в меня, это точно. Перешугалась, когда я к ней подошёл, щечки порозовели, глазки забегали. Девка-то — симпатюля, да и я парень — не промах. Вот так — она. Вот так — я. Я ей говорю: «Приходи завтра в гости». А она, без всяких там: — «Приду», — говорит.

Ах, Галя-Галенька — пропитое колечко,
Халатик беленький, таблетки от простуды.
Волна волос, разбитая о плечи...
Зови туда, где никогда не буду.

* * *

Дальше — больше. Приехали в зал, там нас уже Евгений поджидает, прожжёный казанский неформал. Ему, наравне с Кошмаром, Шульцем и другими героями невидимого фронта, памятник ставить надо. Пива припер бутылочного. Мы в подвал — шасть, хвосты — на хуй, вчетвером выдринчали пивко — душа запела. Потрепались о жисти, ну, как водится у нас в компаниях.

Здесь бы уместно об охране всего этого веселья сказать, то есть о ментах, да только чего о них говорить. Менты — они и в Африке менты.

Майор пожилой шароёбился там, стонал, что музыка громко, да разве ж это громко? Опера в чёрных комбезах и панамках, как у афганцев, рация через плечо и дубина. Стра-а-а-ашно! Да ещё есть у меня подозрение, что Валера пригласил ментам на помощь одну из группировок комсомольско-молодёжных, в широких штанах, в чёрных вязаных пипах на головах и со сбитыми руками. Эти парни точно на тандырах не играют. Чувствовал я себя спокойно, ходил бочком, на цыпочках, старался всё больше в тени держаться.

Перед концертом интервью у нас взяли. Мы, конечно, всякой туфты наговорили, закинулись, что самые-самые. А хули?

Первой играла какая-то казанская команда, забыл название. Обычный совдеповский хард. Тьфу! Потом «Докторишки» срубили весело. Как им хлопали! После первого концерта Каля всю ночь плакал, укорял нас с Егорычем: «Вам больше хлопали, вам даже кричали из толпы!» Теперь-то твоя душенька, Каля, довольна?

Потом еще одна казанская группа рокинролила. Весело или грустно — не скажу. Я тем временем сидел за кулисами, в дальнем тёмном углу, обнимался с девчонкой, в глаза друг другу заглядывали, не до этого было. Да, счастье было недолгим.

«Апрельский марш» на этот раз развеселился, резво отыграли. Мы с Егорычем так плясали за кулисами, пока своего выхода дожидались.

Ну а мы — так себе вышли, в мониторах — жопа. Играли-играли, а на «Алкоголике» Лёльс с ума сошёл, перестал играть и как начал на нас орать. А чё такого, ну подумаешь, поперёк заиграли, это ведь даже в кайф. Сука, такой оттягайт поломал. Мы «Алкаша» ещё ни разу в такой разнобой не пилили. Ну, в общем, расстроились мы с Егорычем, однако ж со слезами на глазах от неприятия Лёльсом нашей концепции, всё пели и пели, пока список не кончился. Потом чего-то ёще «на бис» или как там называется, когда все орут, всякую хуйню на сцену кидают, дескать, пой, сука, когда люди просят. Валера Колоколов нам грамоту дал — он всем грамоты давал. В грамоте нас рок-группой обозвал. «Обидно, слюшяй!»

Поиграли вроде нехерово. Только Дрон (барабанист наш) расстроился — он всегда расстраивается, когда педаль поломает. Ну да ладно — день прожит.

Хотели мы в гостиницу бабца какого-никакого заманить, да только насправедливость творится. Мы там души на сцене рвём, глотки дерём, а все девчонки барабанистам достаются.

Девчонки, не любите барабанщиков, ненадёжные они, грубые, и песню «Под небом голубым» ни за что на гитаре не сыграют.

23 марта

Мы должны были лететь домой. Хуй! Кому надо было шибко (Егорыч, Лёльс, Игорь и Туча («Доктора»)) забегали туда-сюда, прокатились в аэропорт и на вокзал. А нэт! А кому не очень (барабанисты и я с Калей) лежали себе в гостинице, фильм про Бонивура по телику зырили. Нас вообще в тот день забыли, даже на концерт не свезли, так что, кто там и чего, пиздеть не буду. А вот в картишки — на денежку — было дело. Играли в долг. Отыграли у Лёльса «пятерик», взятый в первый день на водку. Лёльс с горя пошёл ночью на басухе играть. Во кадр. Купил в Казани детский журнал на татарском языке, там песенка была с нотами. Так он её выучил и всех нас заебал. Так заебал, что убить его, сволочь международную, мало.

* * *

Вообще, дальше, наверное, неинтересно пойдёт, так что, ребята, бросайте, к ебеням эту книжицу. Дальше была суббота. С утра закорешились с КППшниками из Харькова. Весёлые ребята. Вокалист Серёга («Сэр») пузатее всех наших барабанистов вместе взятых. Кушай, Леха, тюрю!

Не, неинтересно дальше писать, больше не пили, не играли и баб не было.

Скука! В этот день на репетиции «Красный хач» из Свердловска послушал. Злыдни они, поэтому и полюбил. Кайфовая команда «Красный хач», не смотрите, что хайрастые, как дадут в глаз — мало не будет. Свои парни и слова у них человеческие.

Вечером половина наших уехала на паровозе домой. Жуткое зрелище прощания. Я лежу на кровати, Егорыч с Калей собираются...

— Ну, мы поехали.

— Уябывайте...

— Ладно, не пизди...

— Оставьте покурить...

— Самим мало, стрельнёшь где-нибудь.

И всё любя, не повышая голоса. Уехали. вечером в гости НЗшники припёрлись. Я им сказки про рок-н-ролл понарассказывал. Кажись, поверили. Ночевать остались, а то мне одному страшно.

В воскресенье с утра спецом поехали на концерт. По дороге «Неформалы» («Неформальное объединение молодежи» — кто не знает) меня братком признали, а хули из одной передачи, говорят. А по мне, в гробу только эту «Поп-Антенну» и глядеть, чтобы черви быстрее от скуки ползали. Ладно, когда ложка дегтя в бочке с мёдом, но когда ложка «НОМа» в этом тазу помоев Виктора Палыча Макарова... Не, не люблю я режиссёров. Все они — или коммунисты, или пидары. Я больше осветителей уважаю.

Ну так вот, пошёл я в зал смотреть концерт. Сначала кино про СПИД показали, ни тебе эротики, ни тебе музыки — одна пропаганда. Ох, подохнем от СПИДа, с таким кино собачьим.

Потом Валера Колоколов ещё пачку презиков за 11 рублей продал. Чувак, у которого денег много, на сцену выскочил, отдал 13 рублей и даже «спасибо» сказал. Ну портрет. Наверное, пионервожатым работает.

Первыми НЗшники из Питера играли. Нормально так играли и звук в зале — как будто пластинку слушаешь. Хоть режьте меня, а «НЗ» лучше «Буквы О». Долой дебилов и дегенератов, долой концептуальные танцы и калорийные личности!

Всё, я уже нажил себе врага в лице Тимы Земляникина.

Что было потом? Потом была жопа, то есть «НОМ». Я, как дитя в детском саду, сидел с идиотской улыбкой и жевал сопли. Я люблю тебя, «НОМ», без пиздежа досужего.

Кто не видел их — посмотрите. Рассказывать об этом не могу. Что я, дурак что ли, «12 стульев» или «Кавказскую пленницу» пересказывать.

* * *

На самолёт чуть не опоздали. Чуть — не чуть, а в общем, успели. Полетели. Эд с супругой Светкой всю дорогу про гороскоп рассказывали. Когда у меня хорошо, когда у меня плохо, какой я умный, одинокий и непонятный. Пусть говорят, я-то знаю, что такого пиздобола и идиота как я, ещё поискать надо. Поэтому до сих пор с гитаркой бегаю, а не на Кировском заводе штангенциркули ворую.

Ну всё. Привет Казани. Мне понравилось, вот бы ещё разок съездить.