Дорогому Юрию Ивановичу
Посвящаю
«Из жизни разведки»
«Майор Пронин»
Самолёт, покачивая крыльями, медленно полз сквозь облака. Под крылом, как гвозди на постели йога, торчали острыми макушками могучие ёлки. «Ёлки-палки», — мурлыкал про себя майор Пронин, набивая патронами диск ППШ. Изредка выглядывал в иллюминатор на ночной лес, стараясь узнать местность... Напротив, обнявшись, дремали ребята из третьего отдела — радист Паша и военврач Степаныч.
«Притомились салаги», — думал Пронин, по-отечески взирая на этих совсем ещё юных разведчиков из своего отряда. До прилёта в заданный квадрат оставалось пять минут. Егор Иваныч достал из планшета пакет с секретным заданием, сломал печати и достал лист бумаги. Мгновение повертел его в руках, порвал на мелкие части и выбросил в открытую дверь самолёта. За шумом моторов не было слышно, как он материт этих русских папуасов из отдела задания, которые вместо секретных инструкций засунули листовку с прошлогоднего субботника. Что нужно делать Пронин и так знал.
— Вставай, сынки, прилетели!
Он толкнул Пашу со Степанычем, те, спросонья, похватав мешки со снаряжением, попрыгали в темноту бескрайнего леса. «Вот это выучка!» — присвистнул Егор Иваныч. — «Не долетели ведь 15 километров, ну да чёрт с ними, пацаны молодые, к утру доберутся в назначенное место».
Просчитав до 150, он помахал пилоту и шагнул туда, где его ждали страшные опасности, подвиги и всеобщая любовь и признание советских трудящихся.
Утонув по пояс в снегу, Егор Иваныч с трудом освободился от ремней, подтянул парашют и закопал его в снег. Достал из нагрудного кармана фляжку с «Апшероном» и хлебанул за мягкую посадку. Потом прибил к дереву большую красную звезду из фанеры и, завернувшись в спальный мешок, зарылся в снег.
Часов в 10 утра прибежал Паша на лыжах, без рюкзака и с отмороженными ушами. Скривив рот в бодрой разведческой улыбке, он доложил, что вещи и Степаныч брошены на пол-дороги и что он в гробу видел советскую власть с её краснознамённой, орденоносной разведкой.
Егор Иваныч приказал Паше сдать документы и застрелиться. Паша сдал документы и застрелился.
Майор Пронин припорошил тело Паши снежком, достал из мешка ещё одну фанерную звезду, химическим карандашом написал на ней «Павлик Жаров, герой-комсомолец» и прибил гвоздиками к сосне.
По пашиным следам он обнаружил брошенные вещи, кучу пустых консервных банок, окурки с остатками наркотика и спящего, в трусах и майке, на снегу Степаныча. Во сне тот бормотал «Ништяк», «Пурга». Степаныч помнил все пароли. Егор Иваныч достал из кармана бумажку, поджёг её и сунул Степанычу в трусы. Степаныч открыл глаза и заплакал.
Он что-то плёл про бабку, которая умерла, и про блины. Через каждые десять слов он, заикаясь, лепетал: «Да не в этом дело, товарищ майор».
Пронин решил собрать дровишек и согреть чай. Пока он обламывал с ближайших деревьев сухие ветки, Степаныч повесился на капроновой верёвке от вещмешка.
Егор Иваныч остался один. Падал лёгкий снежок, в кронах деревьев, по снежным шапкам, кувыркался шальной декабрьский ветер. Серые тучи ползли с востока, предвещая к ночи крутую пургу.
Пронин вывел из строя брошенное оборудование, взял необходимый провиант, определил по компасу направление и побежал на лыжах по нетронутому снегу, петляя между ёлками.
Кайф — он не вечен.